Эксперт Сергей Толкачев рассуждает о том, что Росстат утвердил свою методологию расчета доли креативной экономики в ВВП РФ:
Креативная экономика – очередной модный термин, который приходит на смену терминам «инновационная экономика», «новая экономика», «цифровая экономика» и тому подобным. Необходимость продуцировать и внедрять такие термины в общественный дискурс, в первую очередь в развитых странах, связана с тем, что традиционные сферы экономики и ее инновационные отрасли не оправдали возложенных на них надежд.
Надежды заключались в том, что ускоренное развитие этих отраслей будет свидетельствовать как об экономическом, так и о социальном прогрессе, а заодно – и о высоком темпе экономического роста. То есть предлагались простые решения. Сейчас, по сути, речь о том же: оказывается, есть креативные сферы экономики, и если переключиться на них, придать им дополнительный импульс, то расцветет весь социально-экономический комплекс.
На примере Запада, который погружается в затяжную депрессионную ситуацию, стало ясно, что и эти надежды не оправдываются. Но, к сожалению, у нас экономисты тоже увлеклись понятием «креативная экономика» и посчитали, что определенные сферы деятельности, где создаются творческие виды продукции и услуг, обладают качествами, которые позволят преобразить остальную экономику. Мол, все, что креативно, высокопроизводительно, задает горизонты будущего и так далее.
Отчасти для этих утверждений есть основания: в традиционной статистике вклад различных видов творческой деятельности, выражающейся в производстве новой технологии, ноу-хау или научно-технических открытиях, в экономический прогресс, экономическое развитие по существующим правилам расчетов занижается. Если ученые разработали технологию, получили патент, но он пока не внедрен, не развернуто полномасштабное производство продукции, экономического эффекта особого и нет, он не фиксируется. Или же если не произошли массовые закупки этой технологии зарубежными покупателями, которые эти нематериальные активы оценили, приобрели по высокой цене, у себя развернули производство, а нам выплачивают высочайшую роялти.
У нас с этим, к сожалению, дело обстоит плоховато, а в связи с событиями последних лет полномасштабного технологического сотрудничества в рамках существующих систем защиты прав собственности не предвидится. Поэтому не стоит рассчитывать на то, что наш креативный сектор произведет некий экономический переворот или обеспечит устойчивый поток больших доходов для национальной экономики. То же касается и гуманитарных креативных сфер деятельности.
Допустим, голливудский блокбастер, в котором применены новые технологии киносъемки или затронуты важные, злободневные духовные проблемы развития человечества, может в случае успешной коммерческой реализации принести большие доходы. Здесь понятна связь между креативностью режиссеров, их коммерческим успехом и выгодой для национальной экономики. Но мы в России на это рассчитывать не можем, поэтому я бы не питал особых надежд на очередную занятную игрушку, которую наши экономисты и статистики ввели в употребление.
Понятие креативной экономики еще слишком неясно методически, отсюда и большие споры в подсчете доли креативной экономики как таковой. Хотя, повторюсь, такие базовые, исходные основания для выделения креативной экономики имеются. Они связаны с недооценкой в существующей системе статистики вклада творческих видов деятельности в экономическое развитие, экономический рост. Но беда в том, что творческие виды деятельности, во-первых, реализуются, как правило, в очень долгосрочной перспективе и, во-вторых, с весьма не неопределенными результатами.
Так, ясно, например, что Лев Толстой – гений прозы конца XIX – начала ХХ века. Деятельность его, конечно, креативна. Но насколько она продуктивна для национальной экономики, сказать нельзя. Хотя с точки зрения создания духовного и интеллектуального имиджа России вклад Льва Толстого бесценен… В общем, проблема выделения этих видов деятельности существует, но проблема учета их вклада в повседневное экономическое развитие – еще сложнее. И вряд ли может быть решена.