Эксперт Владимир Климанов рассуждает о том, что Госдума одобрила проект «независимого от внешней конъюнктуры» бюджета:
Бюджет 2025 года будет столь же уникальным, как и предыдущие уникальные бюджеты. У нас каждый год возникает новая ситуация, которая дает основания для нового взгляда на федеральный бюджет. В следующем году ожидается резкое сокращение нефтегазовых доходов и в объеме, и в структуре доходов федерального бюджета. На моей памяти никогда не было, чтобы мы закладывали бюджет с нефтегазовыми доходами в 27 процентов от общих объемов доходов.
Напомню, что еще два года назад, в 2022 году, эта доля была 42 процента. В прошлом году около трети. И в этом году тоже ожидается, что эта доля сохранится выше 30 процентов, но никак не ниже 30, что закладывается на будущий год. В отдельные годы эта доля доходила почти до половины, по-моему, в 2015 или 2016 году.
Мы всегда говорили о том, что нам так или иначе нужно уходить от нефтяной или нефтегазовой иглы, чтобы значимую часть доходов составляли доходы обрабатывающих отраслей промышленности и сферы услуг, а не те, которые генерируются в топливно-энергетическом комплексе. В этой связи было принято всегда считать отдельно общий дефицит бюджета и так называемый ненефтегазовый дефицит, который был связан с очищением доходов от сверхдоходов, полученных в результате высоких цен на нефть и природный газ.
Сейчас, когда доля нефтегазовых доходов ожидается в меньшем объеме, получается, что первичный структурный дефицит, который был в первую очередь связан с нефтегазовыми доходами, будет меньше, чем в другие годы. Кроме того, нужно понимать, что в различных расчетах участвует показатель, связанный с долговыми обязательствами, а точнее, с суммой средств, идущих на обслуживание государственного долга. Эта сумма в следующем году резко возрастает, в силу того, что ключевая ставка по новым долговым обязательствам высокая, и сам объем госдолга растет в последнее время.
В этой связи получается ситуация, в которой объем доходов, не связанных с доходами от высоких цен на нефть, с одной стороны, и объем текущих инвестиционных расходов, которые закладываются в бюджет, носят более-менее равнораспределенный характер. То есть, можно говорить о сбалансированности бюджета в его аналитическом понимании. Именно это и было подчеркнуто министром финансов и отражено в заключении Счетной палаты.
Но говорить о том, что это исключительно позитивно, или усматривать в этом негативные черты, нельзя. С одной стороны, позитивно, что мы не наращиваем текущие расходы в избыточном объеме. С другой стороны, как негативный момент, мы понимаем, что вырастают так называемые процентные платежи, падают доходы от нефти, которые составляли значимую часть российского бюджета. И говорить здесь можно как раз об этом, в том числе с негативной коннотацией, с сожалением и с необходимостью на будущее учитывать риски, которые могут возникнуть при различных негативных сценариях.
Например, при экономическом кризисе, что мы наблюдали в предыдущие годы неоднократно, в том числе и в 2009 году, когда происходило резкое падение доходов как следствие экономического кризиса, что потребовало пересмотра значимых параметров текущего исполнения бюджета в меньшую сторону. При этом объем расходов так же быстро сократить не удавалось, а наоборот, иногда приходилось идти на увеличение расходов. Аналогичная ситуация была в 2020 году, когда пандемия сократила доходные возможности и вызвала необходимость сильного наращивания расходов в части оказания дополнительной поддержки населению и бизнесу, развертывания расходов на здравоохранение и так далее.
Поэтому такие рисковые сценарии исполнения бюджета должны существовать в условиях меньших возможностей бюджетного маневра, который может быть связан с отсутствием дополнительных поступлений в Фонд национального благосостояния.