Кирилл Ермоленко (Самара): Основной причиной того, что у нас сокращаются все малые формы хозяйства, является искаженная структура агропрома

Эксперт Кирилл Ермоленко рассуждает о том, что доля личных подсобных хозяйств в России сократилась до минимума за 20 лет:

Стремительное сокращение числа подсобных хозяйств наблюдается давно и пока неизбежно будет продолжаться. Так что или мы оставим термин «личное подсобное хозяйство» в прошлом, или правительство должно будет предпринять радикальную перестройку структуры всего агропромышленного комплекса России.

На сегодняшний день в числе его проблем: кадры, недоступные кредиты, отсутствие в свободной продаже большей части оборудования и техники по адекватным ценам, нехватка и невысокое качество племенного и семенного материала по приемлемой цене на внутреннем рынке, логистика, порой длинная и запутанная, при доставке продукта от производителя до покупателя, а также сильная зарегулированность… И это я перечислил только главные сложности. А если копать глубже, список причин, по которым личных подсобных хозяйств и прочих малых форм хозяйства у нас становится все меньше, можно продолжать и продолжать.

Для понимания масштабов проблемы скажу: в 1998 году на долю личных подсобных хозяйств приходилось 57,3% всей сельскохозяйственной продукции в стране. Ситуация в 2000-х стала хуже: земли было столько же, но произведенной продукции – гораздо меньше. И, на мой взгляд, основной причиной того, что у нас сокращаются все малые формы хозяйства, является искаженная структура агропрома.

Если проанализировать наш экспорт сельхозпродукции, то окажется, что в основном мы экспортируем зерновые, продукцию масложировой отрасли и рыбу. Зерно (по большей части пшеницу) мы везем в Бразилию как в ворота юго-американского рынка, в Египет как в ворота в страны Африки и в Турцию, которая из нашей пшеницы производит муку и экспортирует ее в ЕС. Масложировой экспорт замкнут на отжиме подсолнечника для экспорта в Китай. А рыбу – главным образом замороженный минтай – мы отправляем в Африку (там промысловый крупный бизнес).

Так вот, на экспорте наш агропромышленный комплекс зарабатывает в разы больше, чем на внутреннем рынке, и мы по-прежнему продаем сырье, а не продукты переработки. Многие у нас все еще считают, будто мы можем продать сырье, а на вырученные за него деньги купить все остальное. Но в экспортной истории нет места для личных подсобных хозяйств или иных малых форм хозяйств – они работают только на внутренний рынок и потому закрываются.

При этом малые формы хозяйств более эластичны к внутреннему рынку. Они быстрее снижают цену на свой товар, опасаясь, что иначе потребитель просто не будет его покупать, намного быстрее оптимизируют расходы (из-за более высоких рисков прогореть по сравнению с любым агрохолдингом). С уверенностью можно сказать даже, что личные подсобные хозяйства и другие малые формы хозяйств диктуют ценовую политику на внутреннем рынке. Если в России останутся одни агрохолдинги, мы получим крепкую олигополию из 4-5 игроков, которые будут полностью контролировать цены на продукты российского внутреннего рынка. А это уже представляет собой угрозу продовольственной безопасности страны.

Единственной хорошей новостью в нынешней ситуации является то, что малые формы хозяйств по-прежнему существуют. Значит, они достаточно сильны, пусть и не благодаря правительственной политике, а вопреки. Но это именно так – ведь, будь они слабыми, они закрылись бы еще 10-15 лет назад.