Эксперт Сергей Толкачев рассуждает о том, что правительство готовит стратегию развития в новой реальности:
Насколько я помню, первую статью, посвященную этой теме, я написал в 2010 году. Она называлась «Автаркическо-протекционистская модель развития для современной России»; там я как раз предлагал то, что сейчас называют экономическим суверенитетом. Под ним ведь понимается не примитивная концепция «все производим сами, ничего не покупаем». Это совсем не то, на что ориентировалась, например, Северная Корея.
Теории суверенитета в истории мировой экономики разрабатывались достаточно глубоко, и не самыми глупыми людьми. Идея состоит в том, чтобы обеспечить суверенитет прежде всего от воздействий мощных экономических игроков, которые могут потенциально принести вред национальным интересам страны. Обеспечить не столько независимость, сколько сильную переговорную позицию по отношению к этим внешним игрокам. И тут у нас еще поле непаханое.
У меня пока нет большой уверенности в том, что правительство (которое в своей массе привыкло строить концепции, связанные с дальнейшим усилением глобализации и ролью России как винтика в глобализационном процессе) сможет быстро перенастроиться и написать экономическую политику суверенитета. Потому что у некоторых деятелей правительства еще сохранились представления о том, что ситуация в мире не изменилась радикально и что можно все повернуть вспять. Хотя дело тут не только в февральских событиях, но и в общих закономерностях смены мирохозяйственного и технологического уклада.
В наших работах мы доказали, что в настоящий момент завершается гигантский мирохозяйственный уклад, или мегатехнологический цикл и формируется новый – на 100-150 лет. Предыдущий мегацикл продлился около 120 лет, новый же возникает на наших глазах с новой производственной базы. И это и есть пресловутая четвертая промышленная революция, о которой говорил Клаус Шваб (немецкий экономист, основатель и бессменный президент Всемирного экономического форума в Давосе с 1971 года – прим.ред.) У нас его идеи некоторые критикуют, а очень зря, потому что массовое технологическое обновление производственного аппарата в мировой экономике действительно имеет место. А это обновление диктует возобновление политики протекционизма.
Известно, что если страна хочет построить новую индустрию, ей нужно на время ввести жесткий протекционизм. Чтобы ей не мешали и она могла создать у себя производственную базу, затем начать производить товары для себя, после для соседей, а потом – и для остального мира. При это постепенно протекционистские барьеры снимаются. Так вот, сейчас мы находимся в начале пути возрождения мирового протекционизма, поэтому экономический суверенитет обязан сейчас соседствовать с протекционизмом.
Да, на первых порах это приведет к снижению жизненного уровня. Уже сейчас исчезают привычные рабочие места – например, в мировом туризме, в сфере обслуживания, в транспортных потоках сокращаются объемы и рабочие места. Но это – неизбежная плата за становление нового технологического мегацикла.
Так что экономический суверенитет, на мой взгляд, – очень удачный термин, и этот принцип должен сейчас быть основным для работы правительства. Суверенитет, повторю, обоснован очень глубокими экономическими закономерностями – фактически это экономический закон нашего времени. Многие страны, которые обладают экономической субъектностью, сейчас политику суверенитета проводят. Это делают и США, и Китай; хуже дело обстоит в континентальной Европе, но Англия, Индия, некоторые другие крупные развивающиеся страны сейчас переосмысливают свою политику и проводят переориентацию на политику суверенитета путем сокращения доли глобализации.