Эксперт Андрей Кабацков рассуждает о том, что россияне смотрят в будущее с оптимизмом, но без конкретики:
Первые два десятилетия XXI века сопровождались в нашей стране потребительским бумом. Массовая покупка квартир, машин – может считаться лишь вершиной потребительского айсберга. Потребление приобрело характер доминантной экономической роли. Одежда, обстановка в квартиры, продукты и прочие радости потребительского поведения стали главной экономической ценностью.
Для старшего поколения — повседневное потребление, его открытость и низкий экономический порог для покупок прежних дефицитных товаров (масло, колбаса, одежда и т.п.) резко контрастировало с проблемами последних советских лет и стало рассматриваться даже компенсатором за проблемы 90-х.
Для тридцатилетних и сорокалетних эти практики стали символом «новой эпохи», преимуществом перед опытом жизни старших поколений в советское время. Современная молодежь просто не представляет себе иной реальности. Вообразить дефицит она просто не способна. Общий консенсус о приоритетах потребительского стиля повседневного существования побуждает сконцентрироваться на настоящем.
Потребление не имеет прошлого или будущего. Более того, кредитные услуги делают потребление будущего доступным уже сегодня, усиливая ценность настоящего. Культ потребительской культуры не оставляет шансов для социального воображения. Будущее проигрывает по четкости картины настоящему. Будущее расщепляется на множество вариантов потребительского выбора и тем самым превращается в рекламный образ. Символы, из которых конструируется такое будущее преимущественно рекламного происхождения.
Прошлое, помимо того, что оно априори хуже настоящего по шкале потребительских достижений, замещается лубочными картинками из масс-медиа. Символы прошлого упрощаются до сцен из кино. Кинореальность вытесняет историю, и вместе с тем она лишает социальной напряженности сопоставление прошлого и настоящего. Следы и признаки доминации новой потребительской культуры, культуры сегодняшнего дня, в которой происходит размывание прежних ценностных шкал, сконструированных по лекалам индустриального модернити, и зафиксированы социологами.
Наблюдающая неопределенность с будущим на самом деле маскирует неопределенность настоящего. Стремление закрепить успех, зафиксировать достижимые изменения в повседневном быту и карьере, защитится от изменений и символически закрыться от социальных и культурных проблем — без сомнения, это усиливает фундамент для традиционализма и его культурных репрезентаций. Прочность такого основания, его устойчивость, однако, под вопросом. Ибо настоящее, воплощенное в потребительскую оболочку, игнорирует реальные социальные проблемы, склонно закрываться о конфликтной природы современных обществ и тем самым утрачивает часть своего адаптационного потенциала.
Впрочем, колбаса в магазинах продается, цены на яйца находятся под надзором государства, а ответственность за все это потребительское благополучие взяло на себя социальное государство. А если кто сомневается, то есть железный аргумент в стиле «как было плохо в 90-е и как стало хорошо сейчас».