Эксперт Андрей Кабацков рассуждает о том, что россиянки ценят в мужчинах:
Опросы общественного мнения обо всем получили широкое распространение за последние десятилетия. В отличие от научных социологических исследований, такие опросы решают простые задачи: они демонстрируют консенсус общества по отношению к культуре или различным сторонам социальной жизни. В данном случае объектом внимания стал образ мужчины и его символическая репрезентация в публичном поле. Гендерные перекосы и отказ от нейтральности в оценках при таких опросах настолько очевидны для всех, что не требуют явного проговаривания. Поэтому женщины предпочли сконструировать образ мужчины через нравственность, отодвинув его маскулинность на второй план.
Нравственность – это идеализированная ценностная категория высшего порядка. На ее фоне хозяйственность и практичность мужчин не стоит даже упоминания. Ролевые признаки семейного партнера – заботливость и внимательность – также сильно проигрывают общекультурной установке.
Вместе с тем, нравственность очень исторична и тесно связана с социальным контекстом бытования сообществ. Нравственность меняется вместе с культурой социальных групп и сообществ. Выбор ее в качестве приоритетного качества – это запрос человека на гармонию, на корректное и человеческое отношение к нему самому со стороны других.Видимо, поведение мужчин за последние годы заметно поменялось, причем в глазах женщин эти перемены носят существенный и масштабный характер. Возможно, паттерн стандартного мужского поведения, в том виде как его привыкли ожидать в гендерно дуалистичных ситуациях, перестал воспроизводиться и мы видим запрос на возврат к понятным культурным стандартам.
Мужчины стали грубее? Они стали мелочными? Они перестали распознавать свою роль в гендерной дескрипции, как это ожидается женщинами? Сильно ли поменялись мужчины за последние годы, и какие изменения порождают запрос на такую идеализацию, как нравственность? К сожалению, предоставленная социологами информация не сообщает об этих подробностях исследования, если они, конечно, были заложены в матрицы опроса.
Если попробовать увидеть в таких массовых опросах какие-то отголоски социальных фактов, то здесь перед нами некоторый знак того, что сообщество мужчин стало более дифференцированным, воспринимается представителями другого гендера как сложный и противоречивый коллективный субъект, с представителями которого приходится вести себя по-разному и нетривиально. Также перед нами символическая репрезентация «гендерной ностальгии» по временам, когда образ мужчины конструировался по лекалам киногероя, от Тарзана до Штирлица, и намек на то, что было бы неплохо эти времена вернуть. Даже если они – лишь фантом коллективной традиции, созданной миром кино.