Актуально о молодежной политике: @youthpolicy специально для @bigtransfer2024
Ключевой вопрос, которым задаются кураторы молодежной политики, – как достичь ее сквозного характера?
То есть как нейтрализовать границы взаимодействия и интегрировать технологии социальных лифтов (с уже предусмотренным Системой ресурсом) в привычный обиход миллионов (реальных, а не отчетных) молодых людей. Пока основными выбраны два вектора: инфраструктурный, то есть создание соответствующих молодежных пространств «на местах», и информационный, то есть гибкая коммуникация с максимальным числом молодежных сообществ.
Сервисная функция, которую когда-то выбрала Росмолодежь как подразумевающую оказание всесторонней (экспертной и ресурсной) поддержки инициатив и проектов, опирается прежде всего на эти инициативы, а их в большинстве своем нет. Что подтверждают и эксперты, артикулируя к характерному для молодежи патернализму. Доказательством этому служит и тот факт, что из более чем 20 млн молодых людей в стране в Грантовом конкурсе Росмолодежи (в одном из самых доступных способов получения ресурсов на развитие проекта) участвуют лишь десятые доли процента.
При этом администраторы не оставляют поиски различных технологий интеграции молодежи в существующую повестку, даже если это требует технологических трансформаций. Системой вызовы удачно преобразуются в возможности. Эффективно реализуется сценарий пролонгации мобилизационного потенциала молодежи, проявившегося в коронакризисное время через организацию волонтерской помощи (акция #МыВместе).
Также кураторы молодежной политики развивают работу в местах онлайн- и офлайн-присутствия молодежи, то есть в школах, ссузах и вузах для обучающихся, а также в коммерческих структурах для категории «молодые специалисты». При этом пока такое взаимодействие часто лишь декларируется и, скорее, носит очаговый характер, хотя необходимость его понятна всем сторонам.
Следует признать, что фактически минимизирована (за исключением публичных заявлений лично Александра Бугаева) работа с репутационным наследием Росмолодежи, которая вместе с подведомственными структурами и аффилированными проектами по-прежнему многими воспринимается как оператор идеологической работы в молодежной среде. Это существенно снижает степень проникновения проектов агентства в неохваченные молодежные комьюнити, то есть туда, где и скрыт основной ресурс развития Росмолодежи.
Репутационной маргинализации также способствует и то, что подавляющее большинство акторов молодежной политики ограничивает собственное медиаприсутствие рамками своей условной целевой аудитории (часто это немногочисленная группа лояльных активистов), избегая открытых нецензурируемых каналов коммуникации как с неохваченными сегментами молодежи, так и с широкой общественностью, которая зачастую или совсем не знакома с деятельностью, или до сих воспринимает молодежную политику как «палатки на Селигере». Такая медиапассивность оставляет почти свободное пространство для результативной работы акторов антисистемной пропаганды.
Таким образом, расширение сферы влияния и развитие государственной молодежной политики во многом лежат в сфере управления коммуникациями. Это становится особенно важным с учетом предстоящего увеличения возраста молодежи до 35 лет, когда общая численность граждан, попадающих в категорию «молодежь», составит около 42 млн человек.
Информационный канал «БОЛЬШОЙ ТРАНСФЕР 2024»