Эксперт Александр Сафонов рассуждает о том, что исследователи отмечают сокращение межрегиональной трудовой миграции:
Утверждения о сокращении маятниковой миграции излишне смелы, потому что подсчет участников такого рода явлений крайне сложен. Свидетельством маятниковой трудовой миграции могут быть только данные по загрузке общественного транспорта, который осуществляет перевозки между смежными регионами. В открытых источниках Росстата таких сведений нет, у самого Росстата достоверной информации не имеется.
В советские времена исследование маятниковой миграции между Москвой и областью велось Госкомтруда СССР, получавшим информацию от государственных городских транспортных предприятий. Вряд ли одному исследователю под силу провести такой анализ, да еще учесть и разнообразие транспортной доступности. Ведь с ростом числа личных автомобилей данные от общественного транспорта становятся все менее полными, так что утверждение о сокращении маятниковой миграции подтверждено быть не может.
Что же касается иных форматов перемещения граждан между субъектами Российской Федерации для работы, то тут нужно отметить ряд обстоятельств. Для начала такое: в нашей стране трудовая мобильность в большей степени всегда обеспечивалась за счет миграции внутри конкретной территории между рабочими местами. И доля такой ротации кадров практически не меняется годами – порядка 26-30% работников за год принимаются на работу и увольняются. А что касается территориальной мобильности, то она в основном, особенно начиная с 2010 года, обеспечивали трудовые мигранты из других стран.
Все стройки на удаленных территориях, в том числе промышленного и гражданского значения, обеспечивались за счет рабочих из Таджикистана, Узбекистана, Киргизии. Российские граждане не переезжали туда для работы, так как у нас истощаются источники для внутренней миграции. Да и внутренняя межтерриториальная миграция по большей части связана с оттоком населения из дальневосточных регионов в сторону Урала, а затем и в направлении центральной полосы России.
Этот отток не может быть бесконечным: он постепенно замедлялся, и общее перемещение людей внутри страны в результате сокращалось. Кроме того, есть еще миграционный процесс, связанный с увольнением граждан из армии и переездом в более теплые регионы – туда, где строилось жилье для армейцев. Этот процесс поддерживало исключительно государство, поэтому при сокращении армии сокращался и такого рода поток. Когда же сокращения ее нет, это поток стабильный.
Ведущую роль с точки зрения трудовой миграции играют заработная плата и возможности аренды квартиры. Москва, Санкт-Петербург, Краснодар притягивают большое количество рабочей силы, но имеют ограниченные возможности для ее приема. Часть людей решает не переезжать ради работы, когда жилье там становится слишком дорогим и перспективы закрепиться там убывают. Ведь даже Москва не может бесконечно выступать в качестве насоса, перекачивающего население.
Так что перераспределение у нас в большей степени идет внутри территорий, а его сложнее отслеживать. Да и в целом перемещения, связанные с работой или временным жительством не всегда попадают в данные Росстата, потому что институт регистрации у нас постепенно меняется, и люди не всегда уже регистрируются, хотя по закону должны. Все эти обстоятельства делают статистику в сфере трудовой миграции все менее точной.
Никто не докладывает научному сообществу, сколько людей ездят на золотые прииски и откуда; не сообщают и данные по поводу строителей, и вообще работников вахтовым методом. Нет данных по непостоянной занятости, например, на путине, в сельском хозяйстве. Еще можно что-то говорить о переезде в другие регионы, чтобы остаться там жить, и то бывает, что эти данные искажают (например, пенсионеры едут с Севера на Юг и не регистрируются, так как получают повышенные выплаты за проживание на северных территориях). Словом, у нас пока нет механизмов, чтобы фиксировать все эти процессы.